У пустоты так много лиц так много масок и имён Её Великое Ничто следит за мной со всех сторон
Первая машет рукой на вопрос про имя,
Первая курит вальяжно на правом заднем,
Ехидно лыбится в серое хмурое стылое,
хмыкает на анекдот по радио.
Хохочет на пол-вагона метро, ее все слышат.
Первая - дама с отъехавшей нафиг крышей.
Я ее кутаю в теплые пледы поуютнее вглубь себя,
она допивает виски и хмурится, уходя.
У нее сеанс адаптации и психошок.
Первая помнит, как умирала от выстрела в бок.
Я смотрю на нее, и мне пока не понять,
Как она может во мне - вот так вот - и жить, и спать?
У Первой приколов, наверное, целый рой,
Первая в общем-то даже совсем не зла.
Первая больше не кажется мне чужой...
Просто она слишком долго во мне спала.
Вторая главенствует в праве сесть на метлу,
Она наблюдает искоса за людьми.
Красится в черный, прячется за дверьми,
Из-за пазухи сердце вытащит - и в толпу
Бросит с криками "Ну же, свети, горю!"
Делит звонким рефреном себя поровней на всех.
А потом уползает под утро в седую мглу,
Зализывать раны в себе и выращивать свет.
Вторая жмется к плечам серых сонных стен,
Падает в небо как в лучшую из глубин.
Пускает по ветру кровь и варит глинтвейн,
Мечтает собраться в единое цельное "МЫ"
У нее только птицы прячутся у ключиц.
Каждая маска как новый слепой поворот.
В ворохе юбок цыганских ее блестит
На поясе ключ от Дороги, куда идет.
Третья нашла себе темный замкнутый круг,
Это ее сознанье сплетает шальные сны.
Жадная до тепла, запускает холодные пальцы вглубь,
Пытаясь доползти до тепла, дотянуть до весны.
Она не увидела там даже местных моих двадцати,
Она просто не помнит того, что, казалось, должна.
Ее отучили летать, забыв, что хотели спасти.
Теперь она прячет в ладонях свои имена.
У третьей есть крылья, они не несут в небеса,
Ей плохо верится в сказки - она в них живет.
Третьей избыточно-многое нужно сказать...
Драконий слеток-забытый птенец, она, в общем, не в счет.
Ее хочется вытащить вон из ее скорлупы,
Чтоб она задышала на воле и стерла клеймо.
Я варю ей какао и тихо шепчу: "дыши!".
На плече ее замер разъемом стальной дракон.
Первая курит вальяжно на правом заднем,
Ехидно лыбится в серое хмурое стылое,
хмыкает на анекдот по радио.
Хохочет на пол-вагона метро, ее все слышат.
Первая - дама с отъехавшей нафиг крышей.
Я ее кутаю в теплые пледы поуютнее вглубь себя,
она допивает виски и хмурится, уходя.
У нее сеанс адаптации и психошок.
Первая помнит, как умирала от выстрела в бок.
Я смотрю на нее, и мне пока не понять,
Как она может во мне - вот так вот - и жить, и спать?
У Первой приколов, наверное, целый рой,
Первая в общем-то даже совсем не зла.
Первая больше не кажется мне чужой...
Просто она слишком долго во мне спала.
Вторая главенствует в праве сесть на метлу,
Она наблюдает искоса за людьми.
Красится в черный, прячется за дверьми,
Из-за пазухи сердце вытащит - и в толпу
Бросит с криками "Ну же, свети, горю!"
Делит звонким рефреном себя поровней на всех.
А потом уползает под утро в седую мглу,
Зализывать раны в себе и выращивать свет.
Вторая жмется к плечам серых сонных стен,
Падает в небо как в лучшую из глубин.
Пускает по ветру кровь и варит глинтвейн,
Мечтает собраться в единое цельное "МЫ"
У нее только птицы прячутся у ключиц.
Каждая маска как новый слепой поворот.
В ворохе юбок цыганских ее блестит
На поясе ключ от Дороги, куда идет.
Третья нашла себе темный замкнутый круг,
Это ее сознанье сплетает шальные сны.
Жадная до тепла, запускает холодные пальцы вглубь,
Пытаясь доползти до тепла, дотянуть до весны.
Она не увидела там даже местных моих двадцати,
Она просто не помнит того, что, казалось, должна.
Ее отучили летать, забыв, что хотели спасти.
Теперь она прячет в ладонях свои имена.
У третьей есть крылья, они не несут в небеса,
Ей плохо верится в сказки - она в них живет.
Третьей избыточно-многое нужно сказать...
Драконий слеток-забытый птенец, она, в общем, не в счет.
Ее хочется вытащить вон из ее скорлупы,
Чтоб она задышала на воле и стерла клеймо.
Я варю ей какао и тихо шепчу: "дыши!".
На плече ее замер разъемом стальной дракон.
-
-
02.10.2012 в 23:20